Таруса

Борисов-Мусатов приехал в Тарусу весной 1905 года по приглашению искусствоведа И.В. Цветаева и поселился вместе с семьей на снимаемой Цветаевым даче "Песочная". Тарусский период был очень плодотворным в творчестве художника. Здесь были созданы акварели "Весенняя сказка", "Летняя мелодия", "Сон божества", пейзаж "На балконе. Таруса", этюды к "Венкам васильков", картины "Осенняя песнь", "Куст орешника", "Реквием" - наиболее крупные произведения в творческой биографии художника.

В Тарусе художник создает свои лучшие пейзажи, написаны они нежными, тающими красками и с большой силой обобщения. В них звучит мелодия угасания осенней природы, близкая душевному состоянию художника..

Вскоре после начала русско-японской войны, был призван в действующую армию В. К. Станюкович. Вместе с ним на фронт, для работы в военно-полевом госпитале, уехала его жена, Надежда Юрьевна, но, не вынеся крайнего нервного напряжения, заболела, вернулась в Москву. Положение ее стало ухудшаться. Мусатов героически боролся за жизнь больной. «Он напряг все силы, чтобы спасти ее. Он бегал по докторам, за лекарством, ежедневно приносил ей цветы, которые так ее радовали. Но ничто не помогало... Больная узнавала только В. Э. и успокаивалась при нем...» 21 августа 1905 года Н. IO. Станюкович скончалась.

Сразу же после похорон Мусатов возвращается в Тарусу. Он потрясен случившимся. «Меня поразил болезненный, измученный вид брата,— пишет Борисова-Мусатова,— да и вообще перемена в лице была очень заметна». Несмотря на подавленное состояние и присоединившуюся к нему сильную простуду, Мусатов берется за новую большую работу. Он хочет создать картину, посвященную памяти своего друга, — «Реквием» по умершей. 15 сентября он пишет М. Е. Букинику: «Ведь для меня она не умерла, потому что я художник. Нет, она даже живет теперь как-то ярче. И я ее напишу еще так, чтобы она навсегда не умерла и для него [В. К. Станюковича]».Эта картина – лебединая песнь Борисова-Мусатова, его самое совершенное и высокое творение.

На этой картине изображены дамы в старинных туалетах, медленно проходящие перед дворцом. В центре группы, несколько особняком, — женщина в платье, которое выделяется своей белизной даже среди светлых прозрачных одеяний остальных. Она резким движением оборачивается назад, нарушая плавный ритм шествия, приковывая к себе взгляд зрителя. Черты ее лица — черты Надежды Юрьевны Станюкович. С тяжелыми локонами, с застывшим взглядом, отрешенная от всех земных треволнений, почти тень живой женщины.

Этот прекрасный, светлый и печальный женский образ присутствует здесь как воспоминание о безвременно ушедшей навеки. Он вызывает не только чувство скорби и нежности, но и философские размышления о жизни.

Слева — высокая дама с обнаженными плечами и веером в опущенных руках. Она напоминает одну из женщин «Осеннего вечера», но ее выражение и жест смягчены, полны теплого сердечного чувства. Моделью для нее служила жена Мусатова. Остальные действующие лица играют роль равнодушных зрительниц и лишены, по сути, психологических характеристик. Они необходимы для создания ритмичной, декоративной композиции.

Все продумано и гармонично: теплые тона — желтоватые и розовые ритмично чередуются с холодными — голубыми и синими. На втором плане — зеленовато-голубые купы деревьев. –- это не реальный парк, хотя в таинственном доме и портике можно узнать зубриловский дворец. Но он был не таким в действительности — на картине он словно встает в торжественном воспоминании».

Ни в одной из его работ еще не выражались с такой силой самые сокровенные чувства: страстная жажда прекрасного в жизни и связанные с этим скорбь и надежда. Окружающая действительность, события личной жизни художника — все, казалось, стремилось отнять у него веру в возможность осуществления идеалов высоких и светлых. А он все-таки верил. И в этом проявлялась его большая душевная стойкость.

«Реквием» не был вполне закончен. Так же как «Реквием» Моцарта, он стал реквиемом самому художнику.

Тарусские пейзажи

Однако этой картиной не исчерпывается творчество Мусатова последних месяцев его жизни. Во все времена — и в годы становления художника, и в пору творческой зрелости — притягивала его к себе природа. И теперь, когда на душе у Мусатова было особенно тревожно, он находит успокоение и радость в работе над пейзажем. Уже говорилось о том значении, какое придавал Мусатов пейзажу в картинах, об огромном количестве пейзажных этюдов, положенных в основу всех его произведений.

Среди последних работ Мусатова — три пейзажа, написанных в сентябре – октябре 1905 года. Все чувства художника обострены, он наедине с природой, и чистая ее красота находит в его пейзажах такое же чистое, предельно искреннее воплощение. Живописец-поэт, видящий в красках сильнейшее средство эмоционального воздействия, Мусатов следует в этих работах традициям русского пейзажа настроения. Мусатов ищет в природе эквиваленты своим переживаниям. В каждом его пейзаже природа как бы растворяется в чувстве художника.

Все три пейзажа созданы в одном месте, возле его дома, там, где между березами видна Ока и лес на дальнем ее берегу. Но, написанные почти с одного и того же места, они сильно отличаются друг от друга.

В акварели «На балконе. Таруса» преобладают бледно-алые, золотистые тона листвы окружающих балкон деревьев, листьев, засыпающих пол балкона. Лишь на втором плане, вдали, небольшой просвет между желтеющими кронами берез, просвет открывающий взгляду зрителя гладь Оки и серое небо, но эти возникающие из-за полупрозрачной стены осенней листвы дали занимают столь незначительное место в композиции картины, что доминирующим остается ощущение замкнутости пространства.

В большой пастели «Куст орешника», самом гармоничном из всех пейзажей Мусатова, больше пространства, воздуха, больше холодного осеннего неба с медленно плывущими облаками. Писал он этот пейзаж с балкона дома в Песочном.

Сюжет очень прост. На переднем плане — куст орешника. Через просеку видна холодная, будто стальная, Ока. Дальше — порыжевший луг, желтая с просинью полоска леса. Будто прозрачный ореховый куст дрожит от холода, протянув к осинам свои мокрые ветки. Небо видится художнику сквозь тончайшее кружево листвы, голубая полоска реки и желто-зеленый ее берег лишь слегка выступают между расположенными справа и слева деревьями. Внимание зрителя привлекает прежде всего чистая, без примесей, желтизна куста орешника, от которого пейзаж получил свое название. Легкие коричневые штрихи, окруженные густыми пятнами желтого цвета, словно намекают на гроздья сережек цветущего орешника, осыпанные пыльцой (хотя пейзаж писался осенью). На фоне бледно-голубого неба и прозрачного кружева изогнутых ветвей, одетых нежной зеленью листвы, золотой «букет» сережек орешника кажется сгустком света, как бы похищенного у солнца.  Мусатов достигает здесь удивительной ритмичности в чередовании легких, светлых тонов.

При взгляде на «Куст орешника» невольно вспоминается написанное ровно за месяц до пейзажа Мусатова стихотворение Валерия Брюсова «Ранняя осень»:

Ранняя осень любви умирающей.
Тайно люблю золотые цвета
Осени ранней, любви умирающей.
Ветви прорваны, аллея пуста,
В сини бледнеющей, веющей, тающей
Странная тишь, красота, чистота...

Это произведение — одно из самых поэтических у Борисова-Мусатова изображений природы. Создание его не было чем-то случайным в творчестве художника. Искусство художника было светлым в самой своей сущности.

Пейзаж «Осенняя песнь» является как бы заключительным аккордом этой краткой живописной сюиты. Композиция его чрезвычайно проста. Художник смотрит с высокого берега Оки на желтые кроны берез, образующих справа и слева кулисы. В воде отражается холодное бледно-серое небо. Над широкой полосой покрытого поблекшей травой берега поднимается синий лес. Четкие горизонтали стволов контрастируют с мягкими плавными линиями опущенных, как бы усталых ветвей, создавая удивительный декоративный эффект. Замыкает композицию, придавая ей законченность, треугольник журавлиной стаи, черная цепочка, как бы прочерченная пером.

В начале октября Мусатовым было написано письмо Бенуа, одно из последних его писем. В нем он говорил о своем восприятии жизни, природы, событий.

«...Теперь я сижу в Тарусе. В глуши. На пустынном берегу Оки. И отрезан от всего мира. Живу в мире грез и фантазий среди березовых рощ, задремавших в глубоком сне осенних туманов. Уже давно я слышал крик журавлей. Они пролетели куда-то на юг, бесконечными рядами в виде треугольников. Крик их наполнил эти леса мелодией грусти старинной, которую я когда-то знал. Крик их замер, и только белка рыжая нарушает кружевные сновидения березовых рощ. Вы думаете, я скучаю. Нет. У меня времени не хватает каждый день. Хоть я сижу дома... Я создал себе свою жизнь. Как-то странно — такая тишина среди всеобщего смятения. Какие-то слухи долетают до меня. Какие-то дороги забастовали. Какие-то надежды, какие-то ужасы. Нет ни писем, ни газет. Одни догадки... Одни слухи... Как странно. Давно ли я был в Москве, в столице Российской империи и скоро вновь буду в ней, но уже в столице Российской республики. Как в сказке. Заснул. Проснулся. Прошло мгновение ока. А между тем уже сто лет пролетело. Повсюду жизнь. Повсюду свободные граждане...»

Гуляя и любуясь окрестными пейзажами, он как-то раз в шутку сказал, что хотел бы быть похоронен здесь, на берегу Оки. Кто бы мог подумать, что жизнь художника внезапно оборвется в 35 лет. В.Э. Борисов - Мусатов скончался 26 октября 1905 года. Он был похоронен, как завещал, на высоком берегу Оки, на кладбище у Вознесенской горы. В 1911 году на его могиле было установлено надгробие, созданное его другом известным скульптором А.Т. Матвеевым и являющееся одной из наиболее интересных работ этого мастера. На постаменте красного гранита в форме параллелепипеда покоится вырезанная фигура мальчика – подростка, напоминание о том, как когда-то Мусатов пытался спасти тонувшего ребенка, которого, несмотря на все усилия, не удалось оживить. На торцевой стороне постамента надпись "1870 - 1905", спереди постамента надпись "Борисов - Мусатов" и изображение православного креста.

по материалам- К. Шилов. Борисов-Мусатов, ЖЗЛ, Москва, «Молодая гвардия» 2000